Отдать такую сумму денег он не мог. Физически. Это были очень большие деньги. За них надо было стоять, обнимая периферийных сограждан, в облике вождя по меньшей мере пятилетку.
— Я готов исполнить долг гражданина и патриота…
— Да ладно вам стараться! Все равно пятачка не набросим. Мы платим за фактически исполненную работу, а не за квасной патриотизм.
— Тогда говорите, что делать, — перешел на деловой тон вождь, тихо шурша сзади купюрами.
— Это другой разговор…
Через два дня киногруппа выехала на натурные съемки. Четыре автофуры везли, в общем-то, совершенно мне ненужный бутафорский скарб. Полторы тысячи статистов оседлали железнодорожные поезда, пересчитывая в полумраке верхних плацкартных полок рассованные по карманам суточные и прогонные. Две полного состава постановочные бригады разворачивали на местах свою аппаратуру. Три дюжины актеров со словами лихорадочно зубрили немногие английские слова, которые им следовало сказать в кадре. То есть все вместе снимали черновые кадры для американского фильма, которого не существовало в природе.
Через пару недель съемочного процесса должно было выясниться, что у американской стороны что-то не заладилось, что кто-то из звезд заболел, что съемки решили перенести куда-то в Бангладеш, но что, самое главное, выплаченных денег никто обратно изымать не собирается. И, значит, повода для скандала нет.
А пока весь этот шумный кинематографический десант вытаптывал поля в далеком провинциальном захолустье, я с отобранными мною статистами двигался навстречу единственно важному для меня спектаклю. Спектаклю, где невообразимое по своей масштабности действо предназначалось для глаз единственного зрителя — незнакомого мне любителя пешеходных моционов по голым бетонным плацам. Для глаз убийцы Президента.
Правительственный «ЗИЛ» ехал в нестандартно-объемном кузове-холодильнике автомобильного рефрижератора, перевозящего, согласно безупречно изготовленным, с печатями Министерства обороны и Безопасности документам, трупы солдат срочной службы, погибших в результате несчастного случая на учениях. Это для того чтобы отвадить особо любопытных гаишников от осмотра груза.
Пиротехническая бомба, изготовленная в трех экземплярах, соответственно транспортировалась в рефрижераторе, в невскрываемом контейнере-сейфе, в багажнике легкового автомобиля едущего в отпуск подполковника МВД, по просьбе его горячо любимой и ни о чем не ведающей тещи, и в автобусе, перевозящем двойников-статистов. Прием-передачу и страховку грузов обеспечивала хорошо оплачиваемая и потому не проявляющая опасного любопытства мафия. Не мелкая, не на уровне рыночных бойцов, а самая серьезная, на которую у меня за время работы Резидентом накопилось немало порочащих ее материалов.
Эти же криминально-невидимого фронта бойцы осуществляли охрану статистов. И мою. Потому что об истинной моей роли знали только двое их уголовных начальников, всегда находившихся рядом. Но даже они не знали истинного меня, а только мой безупречный, сильно искажающий внешность грим-образ. Истинное мое лицо знал только я. Да и то уже забывать начал.
Президентский «ЗИЛ» и пиротехника прибыли в контрабандные тайники, о чем я получил соответствующее сообщение. Автобус со статистами до выяснения сроков президентского визита завис в глухом, без окон и дверей, ангаре на заброшенной, но теперь хорошо охраняемой бандитской братвой воинской части. Здесь статистам предстояло вживаться в образы и предлагаемые обстоятельства. По Станиславскому. И по старшине Поцуре, который когда-то, в первой Учебке, тому же учил меня. Станиславский рядом с Поцурой не валялся! По качеству достигнутого результата, на единицу затраченного на это времени старшина был на голову плюс надетую на нее пилотку выше Станиславского и Немировича, вместе взятых.
— Извиняюсь за мистификацию, — сказал я не подозревавшим, что их ждет, статистам. — Но съемки не будет. Я не сопродюсер и не режиссер, я — офицер Безопасности. Вот мои документы. Мы отобрали вас из многих сотен претендентов для выполнения особой миссии, о деталях которой я смогу сообщить вам только в последний момент. В целом скажу — работа связана с охраной Президента. Работа не безопасная, но риск будет оплачен соответствующим образом. После завершения операции, а это всего лишь несколько дней, каждый из вас получит квартиру в любом, выбранном вами городе или сумму, эквивалентную ее цене. Плюс страховку на случай получения возможных увечий. Плюс ежедневные суточные в размере вашей полугодовой зарплаты. Плюс такие, надеюсь, понятные вам стимулы, как чувство долга, патриотизма и любви к Родине.
Сейчас вы напишете расписки о двадцатилетнем неразглашении тайны, где примете на себя ответственность за молчание вплоть до… высшей меры наказания. Такова суровая необходимость. Тайны, в которые вы будете посвящены, стоят подобных жестких мер, направленных на их сохранение. Это не моя и не ваша тайна. Это Государственная Тайна. Надеюсь, вы меня понимаете.
Статисты меня понимали. Подвизаясь на съемочных площадках в качестве актеров эпизодических ролей, они очень хорошо усвоили законы приключенческого кино-жанра, в строгом соответствии с которыми я разыгрывал Посвящение. Другого разговора от таинственно-могущественной Безопасности они и не ждали.
Я добавил еще патриотизма, еще лести, еще денег.
И еще я добавил страха. Без страха никак нельзя. Страх тот цемент, который скрепляет воедино все прочие предпосылки абсолютного подчинения.