Я вышел на первой же остановке, нырнул в метро и сразу же в толпе пассажиров заметил… Куратора. Грубо действуют ребята. Или наоборот — очень разумно, если это не слежка, а демонстрация силы.
Ладно, поиграем в открытую! Терять мне нечего. Ввинчиваясь в толпу, я пошел на сближение. Куратор заметил мои действия и, еле заметно поведя глазами, пошел к платформе.
Похоже, мне предлагают двигаться следом. Может, попытаться оторваться? Спровоцировать панику, нырнуть в толкотню пассажиропотока, поменяться на ходу с кем-нибудь одеждой… Может, удастся? Нет, вряд ли. Сквозь такую толпу мне не прорваться. Увязну в людях, как муха в патоке. Кроме того, я не вижу преследователей, что многократно усложняет мою задачу. Я не знаю, куда бежать. По идее, вокруг меня должно быть не меньше дюжины «топтунов». Куда от них сбежишь — только разве на тот свет?! Попробуем потянуть время. Глядишь, случай и представится. Я шел за Куратором, внимательно наблюдая окружение. Я искал шпиков. Этот? Не похоже. Этот? Тоже не очень подходит. Этот? А вот этот, пожалуй, да. Рядом еще один. И еще. Да их тут, как я и ожидал, что семечек в подсолнухе.
Но почему они концентрируются возле Куратора, а не подле меня? Почему такая расстановка сил? Что он задумал?
Далеко в тоннеле загрохотал поезд, потянуло ветерком. Куратор двинулся к платформе. Значит, едем на этом поезде? Хорошо. Я не спорю. Хотя лично я предпочел бы ехать совсем в другую сторону. В противоположную.
Поезд с грохотом выскочил из темноты, и почти одновременно с его появлением, чуть в стороне и сзади от меня, истошно закричала женщина. Встревоженные люди разом оглянулись на крик. И опять почти одновременно, но с запозданием на полторы-две секунды закричали пассажиры, стоящие на платформе.
— Упал! Человек упал!
Завизжали, заскрипели тормоза. Качнулись к платформе люди, старающиеся разглядеть, что произошло. Они пытались разглядеть того, кого уже не было. Попавшие в тоннель метро люди не выживают. От эскалаторов заверещали милицейские свистки.
— Граждане, сдвиньтесь, освободите платформу. Не мешайте работать. Свидетели происшествия, останьтесь.
— Мужчина. Стоял вот здесь. Я видела, — торопливо говорила какая-то женщина. — Стоял, а потом… Какой ужас!
Я не видел самого происшествия, но я увидел гораздо больше, чем женщина-свидетель. Я увидел последствия происшествия. Несколько молодых людей с дежурно сочувствующими выражениями на лицах не спеша, но и излишне не задерживаясь, отошли от платформы и, разойдясь в разные стороны, растворились в толпе людей, двигающихся к эскалаторам. И еще я услышал крик. Не тот что сопровождал гибель человека, а тот, что предварял ее. Одного его мне было довольно, чтобы правильно оценить происходящее.
Несчастного случая не было. Было классическое, сработанное под несчастный случай убийство. Человек не упал на рельсы — его столкнули туда за мгновение до прохождения поезда. Все было расписано как по нотам. При подходе состава к жертве, оттирая ее от толпы, приблизилось несколько убийц. Обязательно несколько, чтобы исключить случайность, чтобы прикрыть от посторонних взоров тело, которое через мгновение полетит под колеса. Тех, кто еще что-то мог заметить, отвлек раздавшийся за секунду до убийства пронзительный женский крик. Свидетели развернулись в сторону, где ничего не происходило. Туда, где свершалось убийство, не смотрел никто. Жертву обступили и аккуратно подтолкнули под мчащийся поезд. Сопротивление было исключено. Погибшему было даже не за что ухватиться, чтобы остановить свое смертельное падение. Погибшим был Куратор!
Я перестал что-либо понимать. Куратор убит, а я отпущен на все четыре стороны, хотя все должно было быть совершенно иначе. Все должно было быть наоборот! Перепроверяясь, меняя транспорт, сворачивая в проходные дворы, то есть делая все то, что следовало делать, чтобы оторваться от возможной слежки, я думал только об одном — почему вместо меня умер другой? Почему не я? Смерть Куратора разрушила все мои логические построения. Если я был запланирован в жертвы, почему погиб охотник?
Или он был не охотник? А? Если он изначально, кроме как в моем загнанном воображении, не был охотником?! НЕ БЫЛ!
Тогда все меняется самым коренным образом. Все с ног на голову! Тогда получается, что предал не он, а… Контора. Контора! Чтоб мне лопнуть на этом самом месте! Разве такое возможно?
А почему нет? Потому что не должно? А если предположить еще худшее — что Контора никого не предавала, но лишь выполняет высокий заказ? То есть что она задействована в заговоре. Но какой же высоты тогда заговор?!
Остынем. Будем считать, что не вся Контора задействована в заговоре или задействована, сама о том не подозревая. Вполне возможно. Сверху спущен приказ, начальство взяло под козырек, сбросило директивы вниз. Машина закрутилась…
Но Куратор… Почему его убили? Почему такие крайние меры? И зачем перед самой смертью пытался выйти на контакт со мной? И почему он не доложил по инстанции мой рапорт? Вот это, пожалуй, самое главное. Это ключ к пониманию всего остального.
Пойдем по логической цепочке. Снизу приходит сообщение о готовящемся покушении на Президента. Куратор, отвечающий за первичную обработку информации, перекрывает ей дальнейший ход, вместо того чтобы немедленно доложить наверх. Это как минимум означает, что он уже знает о заговоре. Откуда? Из официальных источников? Нет. Тогда бы он не стал скрывать мой рапорт. От участников заговора? Но тогда он сам должен быть в нем задействован, и тогда убили бы меня, а не его. Из оперативной информации? Более вероятно. Сопоставляя примерно так же, как я, разрозненные факты, Куратор вышел на заговор. В отличие от меня он вовремя понял бесперспективность обращения с ней к начальству и данную информацию скрыл.